СКАЧАТЬ:  vkr-2.zip [83,78 Kb] (cкачиваний: 234)  

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

Стилистические особенности романа Джона Стейнбека

«Гоздья гнева»

Содержание (оглавление)

ВВЕДЕНИЕ…………..……………………………………………………...……3
Глава 1.Общая поэтика произведений Д.Стейнбека……………..………6

1.1 Реализм как система миропонимания и мировоззрения автора…….6

1.2 Основные этапы творчества Д.Стейнбека….……………………….10

1.3 Место романа «Гроздья гнева» в творчестве Д.Стейнбека………..14

Выводы…………………………………………………………………………...19

Глава 2. Стилистические особенности романа «Гроздья гнева»……………..20

2.1Философский подтекст…………………………………….…………20

2.2 Применение разнообразных функциональных стилей…………….26

2.2.1 Газетно-публицистический стиль……………………………….26

2.2.2 Художественный стиль…………………………………………..32

2.3 Психологизм прозы Д.Стейнбека…………………………………...40

2.4 Художественно-изобразительные средства………………………..41

2.4.1 Тропы……………………………………………………………..41

2.4.2 Стилистические фигуры…………………………………………46

Выводы……………………………………………………………………….…..52

ЗАКЛЮЧЕНИЕ………………………………………………………………….53

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ…………………………….55

СПИСОК ИСТОЧНИКОВ ИЛЛЮСТРАТИВНОГО МАТЕРИАЛА………...56

Введение

Художественная литература - это письменная форма искусства слова. Как всякое искусство, она выражает многообразие человеческого бытия, помогает познавать жизнь и ее законы.

Для всякого отдельного произведения и для всего творчества писателя, для целого литературного течения и литературной эпохи характерны единые приемы создания художественного текста, которые называются стилем.

Древние греки называли словом «стиль» (stylos) остроконечную деревянную, костяную или металлическую палочку для письма на восковых дощечках, а также саму манеру письма.

Первоначальное значение слова «стиль» помогает понять, что это явление связано с творческой деятельностью человека и с искусством письменного слова[19, c.223].

Литература создает художественные образы, используя все богатства языка. «Язык» - материал художественной литературы. Она вбирает в себя самые различные стили (разговорный, научный, официально-деловой и др.) и стилистику устной речи (ее жанры и виды: выступление в дискуссии, лекцию, беседу, приветственное слово…). Огромные запасы слов используются в литературе. Словами выражаются мысли, чувства, отвлеченные понятия и живые картины природы, образы людей и то, как люди общаются между собой. В сфере литературно-художественной деятельности слова подчиняются законам словесного искусства, системе правил и приемов, которые лежат в основе всякого художественного текста.

Язык художественного произведения – понятие, включающее в себя всю совокупность средств, которые использует автор, чтобы выразить свои взгляды, мысли, идеи, чтобы убедить читателя и вызвать в нем ответные чувства. Язык писателя связан с родом, жанром, темой, сюжетом, композицией произведения. Эстетические основы организации художественного текста, все элементы стиля писателя, а также стиля литературного направления изучает стилистика художественной литературы.

Она взаимодействует с поэтикой – тем разделом литературоведения, который рассматривает законы построения литературных произведений, их жанровые особенности, изобразительно-выразительные средства, используемые в этих произведениях.

Известный русский ученый-лингвист В.В. Виноградов писал: «По моему глубокому убеждению, исследование «языка» (или лучше стилей) художественной литературы должно составить предмет особой филологической науки, близкой к языкознанию и литературоведению, но вместе с тем отличной от того и другого» [4, с.174].

Проблемы стилистики с каждым годом привлекают к себе внимание все более широкого круга лингвистов и литературоведов, а сама стилистика, все более развиваясь, все более дифференцируется и распадается на несколько отдельных специализированных дисциплин. Одновременно в стилистике, так же как и в другой науке, происходит и противоположно направленный процесс, а именно интеграция, то есть усиление взаимного влияния разных отраслей знания и появление новых синтетических разделов, объединяющих и обобщающих данные дисциплин, прежде считавшиеся далекими. Для результативности научного исследования важны обе эти тенденции [1, с.3].

Любой стилистический анализ произведения позволяет лучше и глубже понять замысел автора, проникнуть в его творческую лабораторию.

Целью нашей дипломной работы является: произвести стилистический анализ романа американского писателя Джона Стейнбека «Гроздья гнева» ("The Grapes of Wrath”, 1939)

Исходя из этого, мы определили для себя следующие задачи:

1. выявить общее литературное направление, которым следует писатель на протяжении всего своего творчества;

2. какие проблемы ставит в своих произведениях Джон Стейнбек и как их решает;

3. какие стилистические приемы использует автор в работе над своими произведениями;

4. Какие особенности художественного мастерства Джон Стейнбек можно выявить в процессе работы над стилистическим анализом его романа «Гроздья гнева».

Предметом нашего исследования станет определение стиля средств речевой выразительности в романе Джона Стейнбека «Гроздья гнева»

Объектом исследования мы возьмем научно-лингвистические источники (труды ведущих ученых языковедов в этой области).

Практическая значимость данной работы, с нашей точки зрения, заключается в том, что она будет способствовать глубокому, осознанному прочтению романа Дж. Стейнбека, позволит увидеть тонкие оттенки, мысли и чувства, развить эмоциональную восприимчивость и эстетический вкус.

Основная часть

Глава 1. Поэтика произведений Джона Стейнбека

1.1Реализм как основной художественный метод писателя

Творчество выдающегося американского писателя Джона Стейнбека привлекает своей широтой, острой современностью в постановке проблем. С именем Джона Стейнбека связаны крупнейшие достижения лите­ратуры США XX века, самые яркие страницы современ­ного критического реализма. Он является продолжателем лучших традиций мировой литературы критического реализма XIXвека. Его волнуют самые важные вопросы современности, на которые Джон Стейнбек пытается найти ответы. Взаимоотношения человека и общества, человека и природы - источник конфликтов и эстетического содержания его книг. Человек, общество, природа - объект пристального внимания писателя, однако ему не всегда удается понять и воспроизвести с подлинной динамикой сложный механизм этих сил[2, c.215]. «Новаторство Стейнбека, художника XX века, проявив­шееся в тщательном изучении человека как в социаль­ном, так и в чисто «природном», натурфилософском аспекте, снижается в ряде случаев нигилистическим от­ношением автора к природе, к органической жизни. Стейнбек прекрасно понимает, что важнейшей причиной искажения природных основ: истощения почв, распро­странения эпидемий, деградации человека - является социальное неустройство, хаос буржуазного общества. Но иногда он склонен винить и ограниченность, ущерб­ность самой природы. Его книги населены и жертвами социальных конфликтов, и жертвами несправедливости самой природы. Пессимизм Стейнбека в отношении к природе приводит порой писателя к натурализму в вы­боре объекта (это часто больные, безумные, неполноцен­ные персонажи) и к нигилизму в отношении к прогрес­сивным социальным движениям. Непосредственно воз­мущаясь расизмом в США, Стейнбек в умозрительномплане высказывает скептические взгляды по доводу борьбы с дискриминацией негров в своей стране... Писатель подчеркивает, что задача литературы –только критика. Действительно, Стейнбек - беспо­щадный судья социальных пороков США, но положи­тельная стихия в книгах художника почти всегда свя­зана (исключая, пожалуй, «Гроздья гнева») с иронией, т. е. лишь относительно положительна. В сущности пози­ции Стейнбека глубоко противоречивы - это изобличе­ние без веры в его действенность. Но в подавляющем большинстве книг Стейнбека есть объективная последо­вательность правды, реализма. Мы видим, что позитив­ные герои Стейнбека, обреченные быть неполноценными и смешными чудаками, вдругих обстоятельствах могли бы сделаться многостороннее, полнокровнее, могли бы победить даже суровость и несправедливость природы»[18, с.345].

Источником трагического восприятия природы у Стейнбека является хаотичность и алогичность социаль­ных законов жизни США. Он в сущности распростра­няет на весь мир импульсы этой жизни: бессердечие, злобу, страх перед будущим, безнадежность[3, c.450].

Существует заметная разница между тем обликом Стейнбека, который рисуется нам в его романах и но­веллах, и Стейнбеком-публицистом. Кстати, к публи­цистике Стейнбека следует отнести не только его статьи, но в первую очередь некоторые его книги, где он, при­бегая к очень незначительной доле иносказания, прямо, «от себя» анализирует вопросы натурфилософии («Море Кортеса»), социологии и экономики («Путеше­ствие с Чарли»), политики («Короткое царствование ПипинаIV»). В публицистике заметнее противоречия Стейнбека-мыслителя, рельефнее выделяется его лич­ность. В «Путешествии с Чарли» он произносит резкий приговор американским порядкам, сравнивает беды США с раковым процессом. В «Море Кортеса» наиболее остро обнаруживается глубокий скептицизм автора по отношению к биологической природе человека и к органической материи вообще. Только в связи с этим скептицизмом делаются понятными некоторые анархиче­ские выступления Стейнбека (особенно в годы обостре­ния «холодной войны»), нигилистические страницы пам­флета о Пипине IV, где осуждается всякая политика, от монархической до коммунистической.

В романах же Стейнбек как реалист умеет раскрыть истинную взаимосвязь явлений, проанализировать отно­шения человека и среды, воссоздать пластику жизни. Он видит всю значительность влияния социального бытия на человека. Социальная и биологическая стихии в точных пропорциях сочетаются у него и создают яркий и причудливый, трагический и прекрасный, сложный и поучительный «стейнбековский» мир. Жизненный мате­риал словно диктует свою волю Стейнбеку, очень редко видение изменяет писателю. Но Стейнбек ошибается и бывает часто неуверен там, где он вынужден сам ком­ментировать этот проносящийся перед ним поток. Тон­кий в сфере психологии, быта, даже социальной стихии, он ограничен как политик и теоретик[20, c.4-5].

Джон Эрнст Стейнбек родился 27 февраля 1902 года в небольшом калифорнийском городе Салинасе. Роди­тели Стейнбека не были потомственными американцами. Его отец, переселившийся в поисках счастья в Калифор­нию из восточных штатов, вел свое происхождение от немецких эмигрантов; родителями Оливии Гамильтон - матери будущего писателя - были ирландцы. О своей матери, о ее отце и братьях Стейнбек подробно расска­зал в одной из своих книг - в романе «К востоку от рая». Стейнбек писал, что Гамильтоны принадлежали «к очень маленькому и очень великому народу» [2, с. 112], где в одной семье могли быть и пахари, и бароны, и потомки древних бардов. Гамильтоны пришли в Калифорнию, в долину реки Салинас, «полные жажды деятельности и энергии». Многие из многочисленных детей деда Га­мильтона полностью привяли «американский образ жизни». Например, тетка Стейнбека Лиза Гамильтон и ее муж Самуэль «были чисто американскими людьми... они были деловыми и не имели времени для ностальгии». Мать писателя, наоборот, резко выделялась среди прочих калифорнийских обывателей. Она с успехом учительствовала в глухой сельской местности, где иногда, как пишет Стейнбек, великовозрастные ученики чинили дикие расправы и насилия. Оливия Гамильтон словно вносила в мир диких и Ограниченных фермеров поэтическую традицию своей далекой родины саг и сказаний. Она и пробудила в своем сыне любовь к литературе. Ре­бенком Стейнбек ходил в местную школу, где преподава­ла его мать. Огромное влияние на будущего художника оказала и роскошная природа Калифорнии (он воспел ее почти со всех своих произведениях; взаимодействие природы и человека - один из главных лейтмотивов всех его книг, даже более того - это тема его творче­ства). Он пишет: «Тихий океан - мой родной. Я узнал его раньше других... я собирал морских животных на его побережье. Я знал его настроения, его краски, его при­роду» [2, с.161].

В 1919 году Стейнбек поступил в Стэнфордский уни­верситет, одно из крупнейших заведений Калифорнии, на литературный факультет. Он, как и большинство американских студентов, вынужден был зарабатывать деньги на учение и пропитание. И порой семестр учения надо было оплачивать «семестром» работы. Стейнбеку приходилось быть батраком, газетчиком, лаборантом. В книге «Путешествие с Чарли» Стейнбек вспоминает свои студенческие годы: «Я. убегал в Сан-Франциско, я карабкался по его холмам, спал в его парках, марширо­вал на его улицах и стрелял во время его бунтов»[2, с.6]. Уже в юношеские годы Стейнбек узнал тяжелую жизнь наем­ных рабочих, разделил ее с ними, уже в это время он услышал о социализме и дискутировал о его проблемах с батраками. Слушая лекции в университете, Джон Стейнбек на себе ощутил пороки американского образо­вания, которое поддерживает установленные, традици­онные системы буржуазных взглядов. Обезличивание человека, стандартизация всей жизни, возрастающий антиинтеллектуализм составили впоследствии основной предмет тревог и раздумий зрелого Стейнбека [2, с.6].

1.2 Основные этапы творчества Джона Стейнбека

Творчество выдающегося американского писателя Джона Стейнбека охватывает более сорока лет. За это время автор стал одним из самых популярных и читаемых писателей, не только в своей стране, но и за рубежом.

В начале же 20-х годов неудовлетворенность университетской наукой и стремление к независимости приводят к тому, что Стейнбек уходит из Стэнфорда, так и не получив диплома. Последующие пять лет проходят в напряжен­ном труде; за это время было написано, по свидетель­ству Люиса Ганнета - биографа Стейнбека, три боль­ших романа, из которых в дальнейшем был опубликован только один. Это был первый этап творчества молодого американского писателя, это время ученичества. Джон Стейнбек учился у жизни, стремился найти героев своих будущих произведений, с жадностью наблюдал над живыми людьми, будущими героями своих произведений. Это была большая школа жизни.

Во время скитаний молодой Стейнбек хорошо узнал и нужды маленьких фермеров, и нравы обывателей, увидел демонстрации протеста «на улицах городов». Он понял неоценимую важность непосредственного знания и не раз впоследствии отправлялся в странствия, в гущу событий (так случилось в 1938 году во время жестокого экономического кризиса в стране голода в Оклахоме и в 1961 году перед написанием книги «Путешествие с Чарли»)[8, с.130].

После окончательного ухода из университета в 1923 го­ду Стейнбек устраивается на некоторое время матросом на пароход, совершавший регулярные рейсы вдоль тихо­океанского берега Америки между Калифорнией и Пана­мой. Роскошь и экзотика мексиканской природы, роман­тика моря и матросской жизни вдохновили писателя и впоследствии нашли отражение во многих его произведе­ниях, более всего в «Золотой чаше» и в «Море Кортеса». В 1926 году он совершает поездку в Нью-Йорк, пытается вести жизнь свободного художника, зарабатывать на хлеб трудом журналиста и очеркиста. Но на первых по­рах Стейнбек терпит жестокую неудачу. Нью-Йорк «не принял» его, очерки не понравились редактору газеты, в которой Стейнбек пытался сотрудничать, - и вновь начались странствия и случайные заработки. Последнее (перед началом профессиональной литературной дея­тельности) из многочисленных занятий Стейнбека - работа сторожем пустующей в зимнее время усадьбы. Здесь у него было много свободного времени, и он смог завершить и затем напечатать свой первый роман «Зо­лотая чаша».

Вторая половина 1930-х и 1940-е годы - наиболее значительный и плодотворный этап писательской биографии Джона Стейнбека. В 1938 году писатель совершил поездку в Советский Союз. Происходившая в этот период в СССР передача земель­ных угодий в вечное пользование колхозов не могла пройти мимо внимания Стейнбека. Конечно, колхозы еще не были богатыми, но перед ними была четкая перспек­тива развития, было светлое будущее. После возвращения из СССР писатель имел возможность сопоставить жизнь крестьянина страны социализма и его собрата американца. Поездка по району пыльных бурь, называвшемуся в просторечии Долиной Пыли, дала новый импульс желанию Стейнбека посвя­тить свою новую книгу делам и думам сезонных рабо­чих. А какое будущее ожидало тысячи оклахомских крестьян, которых сгоня­ли с земли и которые собирали свой немудреный скарб, чтобы отправиться в далекую Калифорнию? [12, с.7]

Стейнбек слишком хорошо знал, что их ждет в его родном штате, и сердце его сжималось от горечи и гне­ва. Да, именно об этом надо писать книгу, об этом надо поведать всему миру. Конечно, такая книга вряд ли по­лучит широкое распространение, на него снова посыплются нападки и угрозы, но все равно он обязан напи­сать эту книгу, иначе душа его не будет знать покоя. Он чувствовал, что американские критики не верят в его литературный талант.

Начало 1938 года принесло в Калифорнию проливные дожди, сезон засухи окончился. Но, как это часто бы­вает, дожди шли в избытке и принесли фермерам не меньший урон, чем предшествовавшая им засуха. Осо­бенно сильно пострадали сезонные рабочие, большинство из которых жило в штате недостаточно долго, чтобы иметь право хотя бы на небольшое пособие. Нью-йорк­ский журнал «Лайф» попросил Стейнбека написать текст к фотоочерку о судьбе сезонников. Стейнбек с охо­той согласился, так как ему нужен был дополнительный материал для его нового романа, и, кроме того, он на­деялся, что сумеет оказать посильную помощь попав­шим в беду рабочим.

«Должен снова отправиться во внутренние долины, - писал он в феврале 1938 года своему литературному агенту Элизабет Отис. - Там умирают голодной смертью пять тысяч семей. Не просто голодают, а умирают отголода. Власти пытаются оказать им помощь едой и ме­дицинским обслуживанием, но фашиствующие группы банкиров, крупных фермеров, владельцев компаний коммунальных услуг саботируют все эти попытки и требуют сбалансированного бюджета. В одной палатке находят­ся на карантине против оспы двадцать человек, и среди них две женщины, которые должны родить на этой неделе. Я ввязался в это дело с самого начала, и я должен по­ехать туда, посмотреть, что происходит, и может быть, мне удастся помочь прошибить головы всем этим убий­цам» [2, с.91].

Он снова и снова посещает лагеря сезонных рабочих, все глубже вникает в их быт и проблемы, пытается ока­зать помощь, привлечь внимание местных властей к их тяжелому положению. «Совершил короткую поездку на поля, - пишет он в марте 1938 года. - В палатках ра­бочих вода стоит на целый фут, дети сидят на каких-то подобиях кроватей, и нет ни еды, ни огня, чтобы согреть­ся. Местные власти не оказывают абсолютно никакой помощи... Сердце разрывается при виде всего этого» [2, с.92].

Он ходил из жилища в жилище и изумлялся люд­ской изобретательности. Лачуги эти собирались из все­го, что попадало под руку: ржавых листов железа, кусков фанеры, картонных коробок, досок, сплюснутых консерв­ных банок. Все это скреплялось проволокой или веревка­ми, подвязывалось к веткам деревьев, подпиралось коль­ями, обсыпалось землей. Внутри - анемичные от голода взрослые; дети, не имеющие сил, чтобы дойти до школы; обессилевшие старики.

Собранный материал не может лежать на письменном столе, все увиденное неотступно стоит перед глазами, терзает душу, не дает покоя. Стейнбек решительно уничтожает все написанные им ранее главы и начинает писать совершенно новую книгу. Он пока не имеет названия книги, но ее действующие лица, ситуации, развитие событий стоят перед глазами писателя.

«Какое счастливое время, - признается он 1 июня 1838 года. – Новая книга продвигается успешно. Даже слишком быстро. Я должен себя сдерживать. Я не хочу писать так быстро, так как опасаюсь, что развитие событий в книге тоже будет слишком быстрым, а это должна быть книга с тяжелой поступью, с трудом передвигающая ноги… Как бы ни было, прекрасно так работать снова и верить в свою работу» [2, с.92].

В это время Джон Стейнбек переживал расцвет душевных и твор­ческих сил, а его результатом стал грандиозный успех романа «Гроздья гнева», вышедшего в 1939 году, его имя прочно утвердилось в первом ряду мастеров литературы США. Помимо «Гроздьев гнева», в этот период им опубликовано немало книг в самых различных жанрах, включая повести «Квартал Тортилья-Флэт», «О мышах и людях», «Консерв­ный Ряд» и «Жемчужина», роман «Заблудившийся автобус». Поме­щенные в хронологической последовательности, эти пять произведе­ний составляют содержание данного однотомника.

Поскольку тема нашего исследования связана с романом «Гроздья гнева» мы остановимся на этом произведении подробнее.

1.3 Место романа «Гроздья гнева» в творчестве Джона Стейнбека

«Гроздья гнева» («The Grapes of Wrath», 1939) - лучшее, непревзойденное произведение Стейн­бека, одна из самых сильных и захватывающих книг XX века. Это поистине эпопея национальной социальной трагедии США в 30-е годы, неопровержимый, не теря­ющий своего значения приговор американской буржуаз­ной действительности. И хотя кризис 30-х годов давно уже позади, его глубокие причины, изображенные Стейнбеком, не исчезли.

«Гроздья гнева» - не только повествование о стра­даниях и возмущении американского народа в прошлом: «гроздья гнева» медленно созревают и сейчас. Ибо ни один из пороков США, раскрытых автором, — ни власть монополий и трестов, ни лжеэтика, целиком подчинен­ная бизнесу, ни многое другое - не уничтожен, а лишь скрыт непрочным сегодняшним благополучием. Послед­ний роман Стейнбека «Зима тревоги нашей» показывает ту же бесчеловечность «американского образа жизни», но в более спокойные времена[20, с.31].

На первый взгляд «Гроздья гнева» написаны буднич­но просто. В романе нет ни замысловатых коллизий, ни сложных сюжетных ходов, ни загадочных фигур. Дей­ствие раскручивается медленно. Так медленно, как дви­жется на запад по федеральному шоссе номер 66, со­единяющему штат Оклахома со штатом Калифорния, ви­давший виды шестицилиндровый легковой «Гудзон», пере­деланный в грузовик и сверх меры нагруженный немуд­реным скарбом Джоудов. Читатели знакомятся с боль­шим патриархальным семейством Джоудов накануне ко­ренных изменений в их жизни: арендаторы Джоуды со­бираются покинуть родные насиженные места и отпра­виться в поисках счастья в далекую теплую Калифорнию. Решение это - никак не добровольное, их срывают с мес­та тяжелые жизненные обстоятельства, под прессом ко­торых «вся прошлая жизнь пошла насмарку»[Стейнбек, с.31].

Десятки лет прожили Джоуды на земле Оклахомы, выращивали кукурузу, хлопок, жили небогато, с трудом сводили концы с концами и все надеялись на лучшие вре­мена. В неурожайный год они взяли в банке небольшой заем, потом пришлось взять еще ссуду, и их земля пере­шла в собственность банка. Они по-прежнему жили на ней, обрабатывали ее, получали часть урожая. Так жили десятки, сотни тысяч семей в Оклахоме, Арканзасе, дру­гих штатах Америки[7, с.26].

Но вот наступили тяжелые времена, неурожайные го­ды, пыльные бури застилали землю, не было дождей, все сгорело, арендаторам нечем было платить банкам процен­ты по займам. А ведь банки и тресты «дышат прибылью, они едят проценты с капитала» [Стейнбек,c.48]. Аренда земли больше не оправдывала себя, на смену мелкому хозяйству шло крупное капиталистическое производство. Сотни тысяч людей лишались земли и крова, вынуждены были поки­дать землю, политую кровью и потом дедов и отцов. Кто не хотел уезжать добром, тех сгоняли силой: трактора просто сносили с земли хозяев дома арендаторов. И те покупали старые подержанные машины, грузили свое имущество и отправлялись на Запад, в благодатную Ка­лифорнию, где, по слухам, требовалась рабочая сила.

В Калифорнии действительно нужны были рабочие руки, множество рабочих рук, но на очень короткий период. Богатые урожаи фруктов, овощей, хлопка необхо­димо было убрать в сжатые сроки, до наступления сезона дождей. А затем десятки тысяч сезонников остава­лись без работы, и их всеми способами изгоняли за пре­делы штата. Заработки настолько мизерны, что у них не было ни цента сбережений. Оторванные от родных корней, не имеющие между собой прочных связей, ли­шенные работы, они становились бездомными бродяга­ми, тысячами скитающимися по дорогам Америки[2, с.97].«Какже мы будем жить, когда у нас отняли жизнь? Как мы узнаем самих себя, когда у нас отняли прошлое?» [Стейнбек, c.49]- эти вопросы стоят перед ними, но ответа на них получить не у кого, никому нет дела до их судьбы.

Им всю жизнь твердили, что они живут в свободной стране. Теперь они начинают понимать, что свобода в Америке - понятие сугубо материальное: «сколько у те­бя есть в кармане, настолько у тебя и свободы» [Стейнбек, c.94].

Дружное, трудолюбивое семейство Джоудов надеется, что своим трудом им удастся обеспечить себе сносное су­ществование в Калифорнии. Они не подозревали, что владельцы огромных земельных угодий штата ввозили рабов, хотя и не называли этих людей рабами. Сна­чала это были иностранные эмигранты, а теперь дошла очередь и до коренных американцев. В число этих рабов попадают и Джоуды. Стейнбек беспристрастно описыва­ет перипетии жизни Джоудов в Калифорнии, их стремле­ние приспособиться к тяжелым жизненным обстоятель­ствам, волю к жизни, любовь к труду, желание сохранить семейный уклад [2, с.97].

Но разве может одно бедное семейство, каким бы крепким и сплоченным оно ни было, выдержать схват­ку с капиталистическими хищниками, со всей машиной капиталистического государства - банками и шерифами, богатыми фермерами и трестами, отрядами вооружен­ных лавочников и наемными убийцами? Многие из нихкогда-то сами были земледельцами, но «..деньги из­мельчили их любовь к земле, и их страсть каплю за ка­плей высушили проценты, и они стали теперь не ферме­рами, а мелкими лавочниками, торгующими урожаем, мелкими фабрикантами, которые продают прежде, чем производят»[2,c.98].

И вот с этой армией мелких лавочников, зубами дер­жащихся за свое утлое благополучие, сталкиваются сот­ки тысяч сезонных рабочих - голодных, злых. Вспыхивают забастовки, гремят выстрелы, поджигаются по ночам лагеря переселенцев. Сезонники усваивают горький урок: «что подвернулось, то и бери или поды­хай с голоду; а если посмеешь пикнуть - тоже подыхай с голоду!»[Стейнбек, c.218].

Так жизнь сбрасывает с хваленой американской сво­боды маску, и под ней обнаруживается истинное лицо буржуазной демократии - хищный оскал капитала, не­утолимая жажда богатства и власти. Джоуды медленно постигают истинное состояние дел. Раньше других осо­знает происходящее Том. Скрываясь от полиции, он вы­нужден уйти из семьи. На вопрос матери, где же искать его, он отвечает: «Подымутся голодные на борьбу за ку­сок хлеба, я буду с ними» [Стейнбек, с.446].

В романе, как уже отмечалось, отсутствует напряжен­ное действие. Некоторые американские критики сразу же по выходе книги обвинили писателя в том, что он не сумел показать «настоящий жизненный конфликт», «дра­му человеческих отношений», что в романе отсутствует «дух приключения». Подобные критики оценивали романпо старой, устоявшейся шкале американских литератур­ных стандартов и не видели ни новизны книги, ни ее глубокого смысла. Стейнбек и не собирался создавать роман действия, его цель заключалась в другом - пока­зать социальные условия, которые грозят гибелью сотням тысяч простых американцев. Роль действующих лиц в романе определяется не их отношениями друг с другом, а тем положением, в которое их поставили социальные условия. И в этом не слабость, а сила романа, в котором все подчинено единой цели - раскрытию бессмысленно­сти социального уклада, при котором «амбары были пол­ны, а дети бедняков росли рахитиками и на теле у них вздувались гнойники пеллагры... И деньги, которые мо­гли бы пойти на оплату труда, шли на газы, на пулеметы, на шпиков и соглядатаев, на «черные списки», на воен­ную муштру» [Стейнбек, с.307].

Судьба семейства Джоудов, на первый взгляд, может показаться сугубо частным случаем. Но если в таком положении оказываются сотни тысяч и миллионы семей, как это происходило и происходит в Соединенных Штатах Америки, то частный случай перерастает в типиче­ский, отражая, как в капле воды, коренные социальные проблемы американской действительности и специфиче­ские черты национального сознания. И Джоуды стано­вятся символом униженных и оскорбленных американцев, всех тех, кто и сегодня продолжает бороздить дороги Америки в поисках хоть какого-нибудь заработка. Не важно, что именно сорвало их с насиженного ме­ста — засуха или закрытие предприятия, - но такие джо­уды сразу же становятся отщепенцами, капиталистиче­ское общество отворачивается от них, и никому нет дела до их судьбы. Мгновенно рушится хорошо, казалось бы, налаженный быт, за неуплату очередного взноса высе­ляют из дома, лишают имущества - и на федеральное шоссе выезжают новые автомашины, груженные немуд­реным имуществом, и двигаются, куда глаза глядят в по­исках работы и пропитания.

Как известно, в романе Джоуды не находят ни того, ни другого. Читатель расстается с ними в тот момент, когда, спасаясь от вышедшей из берегов реки, они укры­ваются в старом сарае, остатки их имущества и автома­шина затоплены водой, у них нет еды, и кто знает, что их ждет впереди! Но месяцы скитаний и борьбы за жизнь не прошли для них даром. Не только Том, но и осталь­ные начинают понимать силу единства, силу коллектива, необходимость прийти на помощь слабому. И Роза Сарона, потерявшая только что родившегося младенца, ма­теринским молоком спасает от голодной смерти случай­но встреченного незнакомца [7, с.31].

Последняя сцена романа - символична. Символизм ее подчеркивается библейским именем героини - Роза Сарона, - взятым из «Песни песней Соломона». Издате­ли настойчиво возражали против этой сцены, но Стейнбек не поддался их давлению. Он считал, что поступок Розы Сароны как нельзя лучше передает прозрение Джоудов, логически завершает их социальное возмужа­ние. У тысяч и тысяч джоудов зреют гроздья гнева: «Люди, как муравьи, расползались по дорогам в поис­ках работы, в поисках хлеба. И в сознании людей начи­нала бродить ярость» [2, с.99].

Символизм названия романа, его явная политическая направленность были сразу же отмечены многими кри­тиками. Один из них писал в июне 1939 года, что «Гроз­дья гнева» - это не только роман, но и «монография на

темы социологии сельского хозяйства, практическое ру­ководство, как вести себя во времена чрезвычайных на­грузок, удар по индивидуализму, эссе в защиту природы, жестокий и преисполненный иронии выпад против осно­ванной на простых эмоциях религии евангелистов, кото­рая, похоже, процветает в наиболее бедных сельскохо­зяйственных районах этой огромной страны»[2, с.100].

Отношение к новому роману Джона Стейнбека было самым противоречивым. Кто-то открыто хвалил писателя за новизну темы, за своевременность и глубину поставленных проблем. Недруги распространяли порочащие писателя слухи, почти ежедневно приходили письма с угрозами убить его или подстроить автокатастрофу. Местные газеты утверждали, что Стейнбек - коммунист.

Вся эта поднятая вокруг романа шумиха способство­вала его успеху, привлекала к нему все большее внима­ние. Но писателю успех этот дался ценой огромного на­пряжения сил и нервов. «Прошедший год, - писал он в октябре 1939 года, - явился сплошным кошмаром...Единственная светлая мысль - это о быстро надвигаю­щейся безвестности. «Гроздья гнева» уже сошли с пер­вого места в списке бестселлеров. Через какой-то месяц они вообще исчезнут из списка, а через шесть все обо мне забудут»[18, c.376]. К счастью, этой надежде писателя не суж­дено было сбыться.

Выводы. В романе «Гроздья гнева» все посвящено главной ее идее: сюжет и композиция, система главных и второстепенных персонажей. Социально-историческая проблема­тика присутствует в романе имплицитно, в неявных, хочется сказать наивных, будто зреющих формах, а выбор героев, строй, сюжет, стилистика романа последова­тельно, мастерски выдержаны автором на простом, пред­метном, если, угодно, народном уровне, который точно соответствует представлениям героев о самих себе ио мире, определяет доступность и притягательность произ­ведения.

Глава 2. Стилистические особенности романа Джона Стейнбека «Гроздья гнева»

2.1. Философский подтекст

Анализируя причины необычайного успеха «Гроздьев гнева», американские критики прежде всего относят его за счет документальности книги, точности фактов, убе­дительности и тем самым низводят роман до уровня пу­блицистического очерка. Вряд ли такой подход можно считать справедливым. Хорошо известно, что очерки пи­сателя «Цыгане периода урожая» также отличаются точ­ной документальностью, фактографичностью, убедитель­ностью. Однако они не имели широкого успеха. Так что дело здесь в другом. Чтобы найти ответ на поставленный вопрос, следует проанализировать роман не с точки зре­ния точности описываемых в нем событий, а с чисто ли­тературной, попытаться показать те художественные средства, с помощью которых автор сумел заинтересо­вать читателей в судьбе Джоудов.

При внимательном чтении роман можно разделить на три части:

1. Засуха (первые одиннадцать глав);

2. Пу­тешествие (главы XII—XVIII);

3. Поиски работы в Ка­лифорнии (главы XIX—XXX).

Уместно отметить, что и сам писатель, начав работу над романом, отмечал в сен­тябре 1937 года, что он трудится над «первой из трех, объединенных одной идеей, повестей». По своему содер­жанию роман - это хроника переселения семейства Джо­удов из штата Оклахома в штат Калифорния, она огра­ничена и во времени, и по месту действия. Эти особенно­сти построения романа - хроникальность повествования; внутреннее деление на три части; ограничение действия местом пребывания Джоудов - дали повод ряду амери­канских критиков утверждать, что Стейнбек якобы по­строил свой роман под влиянием библейского сюжета изгнания евреев из Египта. Подобные утверждения пре­следовали определенную цель: выхолостить его соци­ально-общественное звучание, выдать за некое безобид­ное повествование на библейскую тему [2, с.101-102].

Хроника переселения Джоудов проста по форме, ее герои воплощают в себе типическое явление эпохи, от­ражают осознание мира, исторический процесс разоре­ния мелких фермеров, и в этом смысле роман приобретает черты эпические, становится произведением подлин­но народной литературы.

Вместе с тем роман имеет глу­бокий философский подтекст. По мнению некоторых аме­риканских критиков, в нем нашли отражение основные американские философские течения. «Впервые в истории «Гроздья гнева» собрали воедино и воочию представили три направления американской мысли, - писал Фреде­рик Карпентер в статье «Философствующие Джоуды». - Вначале находится трансцендентальная сверхдуша, эмер-соновская вера в простого человека, его протестантская уверенность в своих силах. К этому добавляется уитменовская религия всеобщей любви и его массовая демо­кратия. В романе эти мистические и поэтические идеи объединяются с реалистической философией прагматиз­ма с ее упором на эффективность действия» [2, с.103].

Трудно не согласиться с таким толкованием философ­ского, если можно так выразиться, развития Джоудов. Несмотря на обрушившиеся на них невзгоды, на вынуж­денный отъезд из насиженного гнезда, Джоуды сохра­няют уверенность в своих силах, полны решимости в одиночку преодолеть все трудности.

В романе ощущается и определенное влияние идей Томаса Джефферсона, видевшего Америку сообществом самостоятельных мелких фермеров. «Вера в простого че­ловека подводит под взгляды Стейнбека широкую по­пулярную базу, - отмечал критик Ч. Айзингер, - и по­этому он был ближе к идеям Джефферсона, чем южные аграрии, стремившиеся возродить не только аграрный об­раз жизни, но и традиционные культурные ценности Ев­ропы. Стейнбек же больше заботится о демократии, и поэтому в аграрном образе жизни он, прежде всего, ви­дит возможность наиболее полного раскрытия потенци­ала человека. Конечно, Джефферсон мечтал о том же». Человек и земля - проблема эта и раньше привле­кала внимание писателя. Джозеф Уэйн из романа «Не­ведомому богу» мечтал до умопомрачения о плодород­ной земле, а его ферма год от года страдала от жестокой засухи. Земля не оправдала надежд Уэйна, «неведомый бог» не внимал его молитвам о ниспослании дождя на пересохшие поля. И весь смысл его жизни сошелся в одной точке - дать земле влагу. Во имя этого он при­носит себя в жертву. Мечтают о собственном клочке зем­ли, о собственной ферме Джордж и Ленни из повести «О мышах и людях», но и их мечте не суждено сбыться[2, с.103-104].

В отличие от Джорджа и Ленни, Джоуды имели и свою землю, и свою ферму, но однажды всего этого ли­шились. И не потому, что они не любили землю, не от­давали ей все свои силы. Земля эта была полита кровью их предков, обильно орошена их собственным потом. Но против мелких земледельцев ополчились две неподвласт­ные им стихии — природа и экономика. «Черные пыль­ные бури», как со страхом их называли крестьяне, пре­вращали миллионы гектаров плодородных земель в пу­стыню сродни, пожалуй, Сахаре. В 1933-1935 годах сти­хийное бедствие охватило штаты Колорадо, Канзас, Нью-Мехико, Техас, Оклахому, Дакоту, Мичиган. Во время «черных пыльных бурь» день буквально превращался в ночь, в штате Оклахома три недели уличные фонари го­рели круглосуточно, но все равно ни днем, ни ночью ни­чего не было видно дальше метра, температура воздуха при этом не опускалась ниже +40° С.

«In the morning the dust bung like fog, and the sun was as red as ripe new blood. All day the dust sifted down from the sky, and the next day it sifted down. And even blanket covered the earth. It settled on the corn, piled up on the tops of the fence pots, piled up on the wires; it settled on the roofs, blanketed the weeds and trees» [Steinbeck, c.21]. От пыли не было никакого спасения. Замочные скважины две­рей, все щели закрывали промасленными тряпками - но все равно пыль проникала в дом и покрывала все плот­ным слоем, она проникала и в легкие, и люди откашли­вали черную пыль, словноуглекопы. Казалось, черные силы природы обрушили всю свою мощь на мелких зе­мледельцев Соединенных Штатов.

Но не менее пагубным для них было и действие сил экономической стихии. Как это ни странно, но в государ­ственном масштабе «черные пыльные бури» воспринима­лись как благоприятный фактор. «С точки зрения на­циональных интересов, - разъяснял заместитель мини­стра сельского хозяйства страны Тагуэлл, - засуха яви­лась ироническим благословением, ибо она помогла со­кратить серьезное перепроизводство зерна пшеницы...» [12, c.6]. Таким образом, попавшие в беду миллионы Джоудов оказались зажатыми в тисках стихийного бедствия и на­циональных интересов капиталистического государства. Формально правительство Ф. Рузвельта объявило рай­оны «черных пыльных бурь» районами бедствия, но фак­тически никакой помощи мелким земледельцам оказано не было. Принятый в мае 1935 года Закон о регулирова­нии сельскохозяйственного производства еще более усугубил тяжелое положение мелких землевладельцев. В соответствии с законом крупные фермеры сокращали посевы, а вместе с ними и сельскохозяйственных рабочих. Сотни тысяч семей покидали насиженные места и, подоб­но Джоудам, двигались на стареньких автомашинах на запад, в благодатную Калифорнию. Многие деревни и небольшие города превращались в зону пустыни. В граф­стве Холл штата Техас, например, население за одно ле­то уменьшилось с 40 тысяч человек до одной тысячи.

В этих условиях судьба семейства Джоудов олице­творяла судьбу миллионов семей американских ферме­ров, лишенных привычного образа жизни и из положения самостоятельных хозяев низведенных до роли наемных тружеников. Мучительный для каждого индивида про­цесс превращения независимого, казалось бы, фермера в безработного, безуспешно пытающегося найти хоть какую-то работу, показан писателем впечатляюще и наглядно, без излишнего нагнетания ужасов, но с той реалистич­ностью, которая не случайно потрясает всех, читающих роман. Невзгоды, обрушившиеся на семейство Джоудов, не только вызывают у читателей симпатии к ним, но и заставляют задуматься над социально-экономическими причинами их несчастий, раскрывают хищническую сущ­ность капитализма. Стиль Стейнбека настолько прост и доходчив, его описания настолько правдивы, что они граничат с документальностью, но и в то же время на­столько художественны и типичны, что роман в целом воспринимается как образец американского националь­ного эпоса, одно из крупнейших достижений американ­ской прозы XX века[6, c.329].

Свои злоключения Джоуды связывают с двумя сила­ми - пылью и трактором. «Черные пыльные бури» нис­посланы природой, и здесь человек бессилен. Трактор же послан банками. «The tractors came over the roads and into fields, great crawlers moving like insects, having the incredible strength of insects...Snub-nosed monsters raising the dust and sticking their snouts into it, straight down the country, across the country, through fences. Through dooryards, in and out of gullies in straight lines» [Steinbeck, c.66]. А что же тракторист? «... But the machine man, driving a dead tractor on land he does not know and love, understands only chemistry; and he is contemptuous of the land and of himself. When the corrugated iron doors are shut, he goes home, and his home is not the land» [Steinbeck, c.139].

В самом начале романа автор включает аллегорический рассказ о черепахе (III глава). Черепаха, неуклюже преодолевая все преграды, медленно ковыляет по дороге, когда показалась машина, за рулем которой сидела пожилая женщина. «She saw the turtle and swung to the right, off the highway, the wheels screamed and a cloud of dust boiled up. Two wheels lifted for a moment and then settled. The car skidded back onto the road, and went on, but more slowly. The turtle had jerked into its shell, but now it hurried on, for the highway was burning hot.

And now a light track approached, and as it came near, the driver saw the turtle and swerved to hit it. His front wheel struck the edge of the shell, flipped the turtle like a tiddly-wink, spun it like a coin, and rolled it off the highway. The truck went back to its course along the right side. Lying on its back, the turtle was tight in its shell for a long time. But at last its legs waved in the air, reaching for something to pull it over. Its front foot caught a piece of quartz and little by little the shell pulled over and flopped upright. The wild oat head fell out and three of the spearhead seeds stuck in the ground. And as the turtle crawled on down the embankment, its shell dragged dirt over the seeds. The turtle entered a dust road and jerked itself along, drawing a wavy shallow trench in the dust with its shell. The old humorous eyes looked ahead, and the horny beak opened a little. His yellow toe nails slipped a fraction in the dust» [Steinbeck, c.49]. А позднее Том Джоуд эту черепаху возьмет с собой, чтобы подарить своему младшему братишке. В эту черепаху автор вкладывает глубокий философский и аллегорический смысл. Неслучайно эта глава помещается в самое начало повествования: каждый человек, как и черепаха идет к своему дому. Этот рассказ о черепахе предваряет рассказ о тех событиях в поисках новой, лучшей для себя доли семейства Джоудов. Проповедник Кэйси скажет позднее очень важные слова о том, что «.. .Nobody can't keep a turtle though. They work at it and work at it, and at last one day they get out and away they go-off somewheres» [Steinbeck, c.53]. Вот так и человек – в любой, даже очень сложной ситуации найдет для себя выход.

2.2. Применение разнообразных функциональных стилей

2.2.1. Газетно – публицистический стиль

В романе «Гроздья гнева», как всегда у Стейнбека, налицо противопоставление общественного, официально­го буржуазного стандарта, норматива и подлинной че­ловечности. Но в данном случае этот контраст, эта схе­ма предстает как глубокий социальный конфликт обще­национального размаха. Как мертвящий стандарт, как норма общественной жизни в романе выступает властьмонополий, аграрная политика трестов и банков. Мы уже писали о том, что Стейнбек был интересным и своеобразным писателем-публицистом, который не мог равнодушно проходить мимо унижения и страданий человека. Он пытался глазами публициста разобраться в причинах разворачивавшейся на его глазах национальной трагедии[12, c.17].

В романе «Гроздья гнева» отчетливо прослеживается характерная для Стейнбека манера повествования. Важным стилистическим приемом, используемым автором романа, является чередование собственно истории Джоудов и публицистических глав. В публицистических главах романа нет поучающего «авторского» тона, нет обращения к читателям «свысока», нет позы всезнающего писателя-интеллигента. Стейнбек словно утверждает, что лучший знаток горя - сам страдающий. Поэтому во всех пуб­лицистических главах Стейнбек перевоплощается. Эта публицистичность связана с характерностью, с тонким психологизмом. Она рисует и внешний мир - объект критики, и характер критикующего.

Так, знаменитая глава о калифорнийских фруктах дана, словно от лица специалиста - фермера, рабочего или агронома. От­сюда - точное знание технологических процессов, и опи­сание всего богатства садов Калифорнии, и изощренно­сти, сложности обработки плодов, превращения их в прекрасные продукты (в дорогое вино, в удиви­тельные консервы), отсюда глубокое сознание подлин­ной цены того, что уничтожают, жгут, портят. Это «перевоплощение» позволяет непосредственнее изобра­зить подлинный размах социальной трагедии.

Глава о тракторах написана словно от лица испуганного и ра­зоренного землепашца, глава о бизнесменах - от лица барменши Мэй. Иногда перевоплощение у Стейнбека особенно сложно. Часто в публицистических главах - море человеческих голосов. Звучит не один-единственный голос, а множество. Голоса спорят, дополняют друг друга, проклинают и угрожают. Такова пятая глава романа, рассказывающая о власти банков. Она написана так, будто Стейнбек подслушал множество диа­логов, которые ведут в Оклахоме разоренные фермеры и трактористы - наймиты банка[20, c.63]. «We'll get our guns, like Grandpa when the Indians came. What then? Well-first the sheriff, and then the troops...But if we go, where we'll go? We got no money...Why don't you go on west to California? There's work there, and it never gets cold. Why, you can reach out anywhere and pick an orange...Where'11 we go?.. We don't know, we don't know» [Steinbeck, c.65]. Стейнбек в подобных эпизодах буквально уподобляется «голосу народному».

В этом море реплик и голосов Стейнбек всегда выде­ляет кульминационные вспышки, интуитивные прозрения революционной мудрости, рождающиеся, когда «зреют гроздья гнева». В главе о тракторах - это внезапное ре­шение фермера взять в руки ружье:«We'll get our guns, like Grandpa when the Indians came» [Steinbeck, c.65]. В главе о калифор­нийском кризисе - это мысль о порочной социальной системе в США: люди не смогли создать нормальный строй. Герои Стейнбека, беспомощные перед лицом со­циальной стихии, ищут опору в ощущении единства сво­ей субстанции с бессмертной природой. Их мысли таин­ственны иногда. Так, «Her hazel eyes seemed to have experienced all possible tragedy and to have mounted pain and suffering like steps into a high calm and a superhuman understanding» [Steinbeck, c.101].

Мысль о вечности природы и о силе человека как еечастицы «объединила людей, они становились одним це­лым...»[6, c.325]. Эта мысль особенно отчетливо проявлялась в их пении ночью после работы. Описание этого ночного пе­ния полно, поэтому у Стейнбека высокой патетики: «Му­зыка навевала сон на детей, они расходились по палат­кам, но пение проникало и в их сны»[6, c.326].

Наконец, с мастерством перевоплощения связана у Стейнбека необычная точность в изображении различ­ных трудовых процессов. Он подробно рисует процессы сбора хлопка и перепахивания тракторами фермерской земли, приготовления коктейлей в баре и засолки свинины на дорогу. Везде в таких случаях не информация, рельефная картина: «...and Ma patted the coarse salt in, laid it piece by piece in the kegs, careful that no two pieces touched each other» [Steinbeck, c.131]. Подобный «профессионализм» в изображении самых различных явлений придает особую полноту и убедительность книге.

Обратимся для примера к анализу отрывка из пятой главы, рассказывающей о тракторах.

«The tractors came over the roads and into the fields, great crawlers moving like insects, having the incredible strength of insects…Snub-nosed monsters raising the dust and sticking their snouts into it, straight down the country, across the country, through fences. Through dooryards, in and out of gullies in straight lines. They did not run on the ground, but on their own roadbeds. They ignored hills and gulches, water courses, fences, houses.

The man sitting in the iron seat did not look like a man; gloved, goggled, rubber dust mask over nose and mouth, he was a part of the monster, a robot in the seat…The driver could not control it-straight across country it went, cutting through a dozen farms and straight back. A twitch at the controls could swerve the cat, but the driver's hands could not twitch because the monster that built the tractor, the monster that sent the tractor out, had somehow got into the driver's hands, into his brain and muscle, had goggled him and muzzled him-goggled his mind, muzzled his speech, goggled his perception, muzzled his protest. He could not see the land as it was, he could not smell the land as it smelled, his feet did not stamp the clods or feel the warmth and power of the earth. He sat in an iron seat and stepped on iron pedals. He could not cheer or beat or curse or encourage the extension of his power, and because of this he could not cheer or whip or curse or encourage himself. He did not know or own or trust or beseech the land…He loved the land no more than the bank loved the land. He could admire the tractors - its machined surfaces, its surge of power, the roar of its detonating cylinders; but it was not his tractor. Behind the tractor rolled the shining disks, cutting the earth with blades - not plowing but surgery, pushing the cut earth to the right where the second row of disks cut it and pushed it to the left; slicing blades shining, polished by the cut earth. And pulled behind the disks, the harrows combing with iron teeth so that the little clods broke up and the earth lay smooth. Behind the harrows, the long seeders - twelve curved iron penes erected in the foundry, orgasms set by gears, raping methodically, raping without passion. The driver sat in his iron seat and he was proud of the straight lines he did not will, proud of the tractor he did not own or love, proud of the power he could not control» [Steinbeck, c.66-67].

Данный текст, включенный в содержание романа несет в себекомментарийно-оценочную функцию (при этом изложение фактов сопровождается комментарием к ним, их анализом и оценкой)[4, с.103], поэтому он написан в газетно-публицистическом стиле. В первую очередь потому, что в нем равной степени используются слова как разговорной и специальной лексики. Мы встречаем сугубо профессиональные слова, позволяющие описать и передать суть процесса работы на тракторе: «harrow», «seeder», «tractor», «blade», «the second row of disks».

Вместе с тем в этом публицистическом тексте используются общеупотребительные слова, относящиеся к стилистически-нейтральной лексике (love, passion, earth, hills, gulches, fences, etc.) Приведенный отрывок доказывает, насколько он своеобразен, насыщен изобразительными средствами языка. Здесь мы можем встретить самые разнообразные тропы и стилистические фигуры.

«The land bore under iron, and under iron gradually died» [Steinbeck, c.67] -пример олицетворения.

««The driver sat in his ironseat and he was proud of the straight lines he did not will, proud of the tractor he did not own or love, proud of the power he could not control» [Steinbeck, c.67] - выделенные курсивом слова являются эпитетами.

В отрывке достаточно много метафор: «The tractors came over the roads and into the fields, great crawlers moving like insects, having the incredible strength of insects» [Steinbeck, c.66], «The driver could not control it-straight across, country it went, cutting through a dozen farms and straight back. A twitch cat', but the driver's hands could not twitch because the monster that built the tractor, the monster that sent the tractor out, had somehow got into the driver's hands, into his brain and muscle, had goggled him and muzzled him-goggled his mind, muzzled his speech, goggled his perception, muzzled his protest» [Steinbeck,c.66], « the long seeders - twelve curved iron penes » [Steinbeck, c.67]. Можно сказать, что трактор у Стейнбека приобретает символический характер. В нем многие крестьяне штата Оклахомы видят символ угрозы мелкому земледелию, неудержимого наступления капитала и машин на вольное фермерство, отражение исторически неизбежного развития капитализма в сельскохозяйственном производстве. В восприятии стейнбековских героев это чудовище (трактор) отнимает у них родственную, глубоко личную, почти любовную привязанность к земле. Человек на тракторе на три получаемых в день доллара прокормит ребятишек и жену, но обречет на голод десяток семей. В этом еще предстоит разобраться Джоудам и таким, как они. Но они всем существом постигают и переживают, что человек на тракторе не любит землю так как они [7, с. 20] : «... his feet did not stamp the clods or feel the warmth and power of the earth... He did not know or own or trust or beseech the land» [Steinbeck,c.66].

Особо следует отметить тот факт, что газетно-публицистический стиль использует и разговорно-бытовую лексику: «Funny thing how it is» [Steinbeck, c.68], «to kick up a howl » [Steinbeck,с.68], «close up»[Steinbeck, с.69], «to starve to death» [Steinbeck, с.69].

Мы уже отмечали в самом начале работы, что Джон Стейнбек хорошо знал сложившуюся в сельском хозяйстве обстановку. В главе, посвященной теме трактора oн вводит не только монологи, которые скорее всего идут от лица человека, хорошо знающего свое дело, это, скорее всего агроном, знающий, что даже вспашка этой земли трактором не даст хороших результатов: через два - три года эта земля истощится настолько, что ее нельзя будет использовать для земледелия, но и диалоги. Этот диалог ведется между бывшим арендатором и молодым трактористом. Эти люди являются антагонистами: первый за долги перед банком изгоняется со своей родной земли, которую обрабатывало не одно поколение его предков; другой выполняет предписание этого банка и радуется тому, что сегодня у него есть работа, и он может получить за нее три доллара. Диалог строится на антитезе. Бывший арендатор (у него даже нет имени: это образ типический) пытается ответить на важные не только для себя одного риторические вопросы. ««Nearly a hundred people on the road for your three dollars. Where will we go? Who gave you orders? But there does it stop? Who can we shoot?» [Steinbeck, c.68-69]. И, по сути, он не может получить ответа ни на один из своих вопросов. В сложившейся ситуации в сельском хозяйстве США виноваты все и никто в отдельности.

Поразителен факт: но­сителями подлинной человечности здесь оказываются не отщепенцы и чудаки, как в повести «Небесные пастбища», не лживые силы американского народа, а ее «соль земли»: труженики, земледельцы, рабочие, которые создают богат­ства - и море пшеницы в Оклахоме, и горы фруктов в Калифорнии, создают, но не могут пользоваться ими.Стейнбек всегда подчеркивал незримую, но великую связь человека с землей, с природой. Природа в романах Стейнбека щедро одаривала близких к ней людей. Ге­рои Стейнбека то наивно принимали ее дары, не докучая ей многочисленными требованиями (Юниус Мальтби из «Небесных пастбищ»), то в глубоком экстазе благода­рили ее, пытаясь обнять плодоносную землю, слиться с нею (как Джозеф в романе «К неведомому богу»). Связь человека и земли, людей и природы выглядела в романах Стейнбека мифом, казалась мистической. В ро­мане «Гроздья гнева» автор показывает, как монополии и банки разрывают эту связь. Но в романе нет и намека на мистику, ибо привязанность героев к земле здесь трактуется как право человека жить на той земле, ко­торую он обрабатывает, пользоваться ее дарами, как право на труд и на свободу. Не пантеистическое единст­во с землей распадается у героев - жителей Оклахо­мы, но попираются их самые главные человеческие пра­ва. Стейнбек показывает жестокость этой борьбы[20, c.73]. Проповедник Кейси в романе говорит: «...I figgered the devil was the enemy. But there's somepin worse'n the devil got hold a the country, an' it ain't gonna let go till it's chopped loose» [Steinbeck, c.150].

Стейнбек убежден, что противоестественная власть трестов над землей недолговечна, земля будет принад­лежать простым людям, таким как Джоуды - главные герои книги. Он предсказывает социальную бурю, видит ее носителей. В душе людей наливаются и зреют гроздья гнева - тяжелые гроздья, дозревать которым осталось не­долго[12,c.13].

2.2.2. Художественный стиль

В первую очередь мы хотели бы показать самые разнообразные виды текстов, для подтверждения мысли о том, что этот роман вовсе не однороден. В тексте романа встречается много видов описаний природы, внешнего облика человека, интерьера, самых разнообразных предметов. Например,таким дается читателю описание бывшей фермы Джоудов, куда возвратился Том после тюрьмы: «The small unpainted house was mashed at one corner, and it had been pushed off its foundations so that it slumped at an angle, its blind front windows pointing at a spot of sky well above the horizon. The fences were gone and the cotton grew in the dooryard and up against the house, and the cotton was about the shed barn. The outhouse lay on its side, and the cotton grew close against it. Where the dooryard had been pounded hard by the bare feet of children and by stamping horses' hooves and by the broad wagon wheels, it was cultivated now, and the dark green, dusty cotton grew. Yong Tom stared for a long time at the ragged willow beside the dry horse trough, at the concrete base where the pump had been...He looked into the barn shed, deserted, a little ground straw on the floor, and at the mule stall in the corner. And as he looked in, there was a skittering on the floor and a family of mice faded in under the straw. Joad paused at the entrance to the tool-shed leanto, and no tools were there — a broken plow point, a mess of hay wire in the corner, an iron wheel from a hayrake and a ratgnawed mule collar, a flat gallon oil can crusted with dirt and oil, and a pair of torn overalls hanging on a nail.

They paused at the dry watering trough, and the proper weeds that should grow under a trough were gone and the old thick wood trough was dry and cracked. On the well-cap the bolts that had held the pump stuck up, their threads rusty and the nuts gone»[Steinbeck, c.70-71]. Картина, представшая перед глазами среднего сына Джоудов, оставляет неприятное гнетущее впечатление. На всех предметах лежит отпечаток заброшенности и ненужности. В этом описании с морфологической точки зрения представлены в основном имена существительные, называющие предметы: house, fence, tool-shed, iron wheel, dooryard, a broken plow point, a mess of hay wire, etc. Все заброшено и оставлено только потому, что в нем нет необходимости. Создается впечатление, что в этом описании совсем отсутствуют яркие краски, говорящие о том, что жизнь с исчезновением людей не прекратилась. Все серое, мрачное, только мыши нашли здесь пристанище и прячутся под жухлой соломой. Изобразительные средства языка представлены тропами: «The small unpainted house was mashed at one corner, its blind front windows pointing at a spot of sky well above the horizon»[Steinbeck, c.70], «The outhouse lay on its side, and the cotton grew close against it» (олицетворения); «the dark green, dusty cotton grew», « The small unpainted house», « the ragged willow» (эпитеты). С точки зрения синтаксиса здесь представлены предложения в основном с перечислением ряда однородных членов без союзов: «Joad paused at the entrance to the tool-shed leanto, and no tools were there - a broken plow point, a mess of hay wire in the corner, an iron wheel from a hayrake and a ratgnawed mule collar, a flat gallonoil can crusted with dirt and oil, and a pair of torn overalls hanging on a nail». В тексте используются самые многообразные, сложные синтаксические конструкции. [They paused at the dry watering trough, and the proper weeds that should grow under a trough were gone and the old thick wood trough was dry and cracked. On the well-cap the bolts that had held the pump stuck up, their threads rusty and the nuts gone]. [The small unpainted house was mashed at one corner, and it had been pushed off its foundations so that it slumped at an angle, its blind front windows pointing at a spot of sky well above the horizon.]. [The fences were gone and the cotton grew in the dooryard and up against the house, and the cotton was about the shed barn].